Отзыв на дораму Till the End of the Moon

Садись, дружочек, поудобнее, а и расскажу я тебе сказочку про Кощея Бессмертного Властелина как есть чОрного-пречОрного, аки ноченька полярная, с головы до самых пят. А и был тот Властелин хоть и чорен, да ликом столь прекрасен да искусителен, что иные девицы от доспехов-то его модных, полированных, от рогов-то его серебряных да копыт звонких, а более всего от глаз-то его желтых да с подводкою враз в такое смятение любовное приходили, что оставалось им, бедолажным, только подушки по ночам грызть, слезами сладкими поливая.

А и жил-поживал тот Чорный Властелин в стране далекыя, за горами высокыя, за морями широкыя – жил, не скучал, мир к рукам прибирал, все как положено. 

А и жили в стране той далекыя, окромя Властелина Чорного, люди, что сами себя бессмертными называли а еще красавчеками, солью земли китайской, образцами для подражания и эльфами светлоликими. И такую личную неприязнь они к Властелину испытывали, что кушать не могли. Бывалоча, рассядутся на завалинках склонах гор высокыя, да как начнут Властелина оттуда высматривать и друг другу говорить: 

- Ой, глянь, выперся, стыдоба подземная! А че на себя напялил-то, ой, глянь! Приличные ж люди разве так ходют? Проститут и наркоман! И управы-то на него нет, куды только участковый смотрит? Вот что, Маврикиевна, бери-ка костыль дедовский да потяжелее, а ты, Никитишна, балончик перцовый, коим себя с похмелья в чувства приводишь, - пойдем покажем Властелинке бесстыдному, чьи в лесу шишки!

Посидят, поворчат да и разойдутся в картишки резаться, вино глушить и девок портить по своим бессмертным делам. А Властелин Чорный языком попусту не чесал, дело рейдерское организовал с толком – тут как раз и очередь бессмертных подоспела. Спохватились те, да поздно было – вся жилплощадь ихняя в един миг приватизированная оказалась, а Властелин ужо у ворот стоит, ордером помахивает. И сказал тут бессмертный один:

- Внимайте, братия! Все, как один, поляжем, а бомжами на теплотрассу жить не пойдем. Пусть Властелинке кусок этот поперек горла встанет, мы ему и после смерти отомстить сумеем, коли сделаем, как я скажу.

Повелел он дочку свою, кровиночку ненаглядную, тайно бросить в бездну вод как есть в прошлое закинуть, чтобы Властелина там младенцем найти да в колыбели придушить. А поелику бессмертные университетов не кончали, физики не знали и Эйнштейна не читали, то и неведомо было им, что прошлое необратимо, и дело у них состряпалось лучше некуда. Одно слово - магия.

Закинули они в прошлое девицу именем Сусу, и была она красою лепа, губами червлена, бровями союзна, что твоя боярыня. Отыскала девица Властелина хоть и не младенцем уже, а возрасту вполне брачного – но был он по ту пору столь жалким да лядащим, что и последняя собака дворовая над ним лапку задирать брезговала. И прозывался не Властелином чорным сильномогучим, а и вовсе по-глупому: то ли Тан, то ли Тай да еще и Цзин.

Поглядела на него Сусу, и взяла ее жалость бабья непрошеная: что ж, думает, такое убивать – только карму себе портить, дай-ка я его сперваначало подогрею, оберу… то есть подберу да обогрею, а потом видно будет. Как сказала, так и сделала. И так она того Тан Тай Цзина подогрела преуспешно, что и года не прошло, а он ужо докторскую защитил завоевал все царство китайское, друзьями негаданными обзавелся – лисичкой-сестричкой, братцем воеводой да телохранителем, верным, что твой доберман. Весь народ и слуг его, министров да депутатов, к делу приставил, а Сусу при себе стал держать то ли чернавкою, то ли женою. Очень уж игрища ролевые супружеские ему по вкусу пришлись…

Бывалоча, встанет на рассвете незнамо с какой ноги да и говорит ей:

- А теперь я будто не царь-анператор, а светлый воевода всея небес. Сражаюсь с бусурманами, живота не щадя, а ты будто ракушка мелкая, в меня по уши влюбленная – под ряской сидишь и профилем моим гордым на фоне туч грозовых любуешься. А я этого вроде не замечаю, а потом весь такой красивый с небес схожу, на тебе, простой ракушке, женюся и парным совершенствованием тебя благодетельствую…

- А я, - отвечает Сусу ласково, - уже не ракушка склизкая, а демоница прекрасная и опасная. Будешь хвостом налево вертеть, я тебе его откручу, в доме твоем всю посуду переколочу, а полюбовнице твоей, кошке драной, лахудре крашенной, все патлы повыдергаю…

Так бы и жить им в любви да согласии, но однажды глядит Сусу – а в календаре красный листок. Стал-быть, пришла пора мужа убивать. Погрустила она, попечалилась, но делать нечего, долг зовет. 

Пришла к мужу и говорит: так, мол, и так, друг любезный, не корысти ради, а токмо по повелению пославших меня да ради мира спасения – хочу стать вдовой. 

А он ей: ты, мать, с ума, что ль, сбрендила? И чего тебе не живется? Я ж для тебя все – хошь золото, хошь бриллианты, хошь шубу норковую из последнего модного писка. Неделю подожди – Мальдивы завоюю, отдыхать поедем, на пляжу у моря валяться… 

 А Сусу ему в ответ: не хочу Мальдивы, хочу тебя видеть в гробу да в белых тапках.

И стала она мужа убивать. Уж так тужилась, так старалася, а ему, змею этакому, хоть бы хны. Только косточку заговоренную яхонтовую у него из груди выдрать сумела, да сама ее и проглотила второпях. И встала та косточка у девицы нашей поперек горла, и отправилась Сусу назад в будущее, оставив мужа во вдовстве горьком да в непонятках – это чего такое было-то? Хорошо ж жили, пошто семью разбивать? Чего ей не хватало, а?

И засела в нем эта мысль настырная, днем и ночью в затылке скрипя, - не выдержал Властелин и решил сам на тот свет за женою отправиться, что твой Орфей за Эвридикою, чтобы ответ у супружницы самолично получить. А то ишь, моду взяла – слова поперек не скажи, чуть что развод и фамилия девичья. 

Пятьсот лет по рекам загробным шарился, харонов местных распугивал, все жену звал – а неведомо было ему, что Сусу гостья из будущего, и в загробном мире ее нет как нет. Надоел всем теням бестелесным хуже горькой редьки, улучили они минуточку да Властелина спящего на свет божий и выперли, пусть там берет кто хочет. А и проходил по ту пору мимо бессмертный один да и увидел спящего. Властелина в нем не опознал да и подумал: чего б не взять? 

Проснулся наш Властелин, а уж он на горе высокыя – побрит, привит и в белое обряжен с головы до ног. А бессмертные ему грамоту новую выписывают, мол, теперь ты не вошь подкожная холоп безродный наш брат и имя твое С… Цан, прости-господи, Цзюминь. Пригляделся Властелин, а и лица вокруг уж больно знакомые – все, как одно, из прошлой жизни. Никак переродиться успели да не в баобабы? Только подумал, глянь – а вот и Сусу его разлюбезная на камушке сидит с видом печальным да задумчивым. У ней, понимаешь, беспокойство семейное наметилось – намедни явился к ней незнакомец виду странного да отцом ее родным назвался. А поелику отец у девицы ужо имелся, а вот матери с рождения не было, то ныне терзали девицу сомнения пресмутные. Это до чего толерантность проклятая довела?..

А тут вдруг и муж бывший встал перед ней, как лист перед травой, на долг супружеский намекая. Накопилось, мол, за пятьсот лет с такими процентами – не хочешь ли, женушка, дебет с кредитом свести?

Подумала Сусу день-другой, да и говорит:

- Ты, друг разлюбезный, есть враг всего рода человеческого и не только. А мне в детстве на ромашке нагадано было, что стану я мира спасительницей и от зла избавительницей. Думала убить тебя по-хорошему, да не вышло. Видать, придется сызнова за тебя замуж идти да под каблук тебя, малахольного, запихивать. Чтобы, под каблуком сидючи, ты и в баню с друзьями отпроситься не смел – не то что мир захватывать.

На том и порешили.

Тут стали бессмертные на Властелина косо поглядывать. Как же ж, явился незван-неждан, а ужо первую красотку в их небесных высотках под венец ведет! Да и больно вид у этого С… Цана подозрительный, не демократичный, авторитарностью за версту несет, да и подводка на глазах уж больно прельстительная. А еще вдруг откуда ни возьмись налетели красавицы-демоницы – вокруг Властелина вьются, на темную сторону переманивают. Одна, бесстыжая, прям криком кричит:

- Саня, я ваша навеки!

А у Сусу в избушке и вовсе трагедь обозначилась – косточку заговоренную яхонтовую, что она у мужа вытащила, ее родитель второй взял да и проглотил. А, проглотимши, тут же с ума сошел и объявил себя Наполеоном властителином мира. Чорным, конечно, каким же еще… Пока его в рубашки белые да чистые с рукавами длинными обряжали, пока элексирами целебными галоперидольными отпаивали, на горах бессмертных все и вовсе в смятение полное пришло.

Вышел Властелин наш поутру на крыльцо, глядит: а вокруг дым столбом, а иные ужо и по головам лезут, торопятся повыше забраться; один кричит: «Я властелин!», другой: «Нет, я!»; и всяк норовит соседу в рыло приложить; а под горой демоны пляски половецкие отплясывают; а земля-матушка от этакого непотребства ходуном ходит, того и гляди, налетит на Небесную Ось. И в сей миг снизошло на Властелина откровение, что колесо сансары на месте-то не стоит – надобно в мире порядок п  о новой наводить, иначе настанет миру полный армагеддец. И уж коли тебе на роду написано быть Властелином мира сего, хоть в какой цвет перекрасься – хоть в чОрный, хоть в белый, хоть в фиолетовый в крапинку – судьба, она и за печкою найдет и на свет божий за чупрун вытащит должностную инструкцию исполнять.

Заскрипели тут на Властелине оковы долга чугунные, закинул он их на плечо поудобней и пошел на гору высокыя. Благо, жена верная Сусу подмогла оковы-то тащить… Встал Властелин на горе, закричал голосом нечеловеческим:

- А ну... ЦЫЦ ВСЕ!

И в тот же миг настали в мире тишь да гладь, да божья благодать.

Тут и сказочке конец.

А кто до конца дослушал – тому меньше мухоморов кушать!